На превью – официальный логотип, предложенный в качестве символа разнобразня многосоставной и многоэтничной Индии. Нюанс в том, что Индия – вторая по численности страна мира – 1,33 миллиарда человек, и при этом – самая многонациональная.
Согласно данным переписи населения 2014 года, в Молдове в 2014 году проживало 2 804 801 человек. Эту цифру использует Национальное агентство статистики, но порой она вызывает критику. По усредненным “критическим” данным считается, что реально в стране постоянно находится около 2,8-2,9 миллионов человек, не считая тех, кто ездит на сезонные, как правило, сельскохозяйственные заработки (на 3-4 месяца).
Другая важная тенденция, которая не так заметна на материалах переписи, но проявляется при сравнении данных с более ранними, это изменение этнической структуры населения в условиях его количественного снижения. Число людей, идентифицирующих себя как молдаване примерно одинаково – около 75%. Но меняется структура национальных меньшинств – в первую очередь, сокращается количество и доля украинского (на 2,5%) и русского (на 2%) этноса, немного возросло число гагаузов (на 0,2%). Из других существенных меньшинств стабильно только количество болгар, в то время как количество армян и поляков резко снизилось, а представительство еврейской диаспоры уменьшилось до рекордно низкого уровня за всю историю региона. Все остальные национальные меньшинства, кроме вышеуказанных в сумме представляют около 50 тысяч населения, то есть около 0,25% населения.
Однако, есть две тенденции, которые практически никак не комментируются национальным агентством статистики, но систематически отражаются в цифрах различных переписей и разного рода опросов.
Первая – это отражение в учете людей, идентифицирующих себя как румыны. Изначально, долгое время, примерно до периода 2009-10 годов эта категория включала в себя в основном потомков смешанных молдавско-румынских семей (в данном случае имеется ввиду румынских – как людей, родившихся и выросших в Румынии) а также довольно узкую группу людей, для которых самоопределение в качестве представители румынской нации было крайне важно личностно и политически. Традиционно во всех опросах и переписях доля такого самоопределения не выходила за 2-2,2%. Ситуация начала довольно резко (для достаточно патриархального молдавского общества) меняться к концу первого десятилетия 2000-ых годов. По результатам переписи 2014 года доля румынской части общества – 7%. Неформальные оценочные данные 2017 года говорят, о том, что эта тенденция, вероятно, будет продолжена.
Здесь стоит констатировать один важный факт – в условиях непреодоленного раскола страны на условные лагеря «молдо-румыноязычных» и «русскоязычных» (вне зависимости от национальности), рост доли людей, определяющих свою принадлежность к румынской нации, на 95% происходит только из представителей этнического большинства и возможно небольшого количества потомков смешанных семей, в которых румынская идентичность одного из родителей явно доминировала над другой.
И здесь стоит сказать о второй тенденции, молчаливо обойденной комментариями официальной молдавской статистики – распределение населения по критерию родного языка. Несмотря на явно доминирующую этническую общность – (молдаване – 75,1%), языковое распределение в Молдове крайне отличается от любой другой страны с явно доминантным этносом. Так, по переписи 2014 года, родным языком молдавский назвали 54,6%, румынский – 24%, русский – 14,5% гагаузский -3,5%, болгарский – 1,7% украинский – 1,3%, остальные языки – 0,4%.
Разрыв между этническим самоопределением и определением родного языка не является чем-то необычным в Молдове, т.к. помимо застарелого вопроса «молдавский или румынский», русским родным языком идентифицируют далеко не только этнические русские. Однако, в данном случае, вероятнее всего можно говорить о продолжающемся, но растянутом во времени процессе трансформации самоопределения – от смены определения языка до смены определения этничности. И этот процесс в последние несколько лет, по ряду причин как социальных, так и политических – ускоряется.
Вероятно, свой вклад в оба вышеописанных процесса этнолингвистической трансформации общества на линии «молдавский-румынский» внесли определенные трансформации в системе образования, а также изменившаяся политическая обстановка в стране. В период практически монопольного правления ПКРМ (2001-2009) выражение собственной идентичности как румынской скорее негласно, но подавлялось. При этом, такая политика не была систематической и последовательной – например, в система образования на этот счет практически не «цензурировалась», что объяснялось негласными попытками правящей партии найти некий баланс в обществе, и не допустить (либо маргинализировать процесс) формирования радикальной и идеологически-мотивированной оппозиции. Впоследствии сторонники «молдовенизма» стали всячески критиковать ПКРМ задним числом и даже выстраивать разного рода конспирологические теории на этот счет, несмотря на то, что объяснение этой политике было вполне публичным – стратегия была нацелена на «сдерживание» оппозиции, но не на жесткое подавление, чего ПКРМ принципиально избегала всегда.
Однако, стоит учитывать, что определенные изменения произошли уже после окончательного ухода ПКРМ из власти. Как представляется, они могут быть разделены на две категории – социальные и политико-идеологические. Последние достаточно понятны и логичны – это и государственный курс, это и система образования, это и определенный уровень излишней агрессивности оппозиционных левых сил в попытке провести жесткую грань между «молдавским» и «румынским» во всем, что встречает явное отторжение даже в центристски настроенной части общества.
К социальным причинам стоит отнести явную деградацию экономики и в особенности очень чувствительный для молдавского общества регресс в области социальных служб – как по уровню зарплат и обязанностей, так и качества услуг медицины, образования, других форм господдержки.
Существует и ряд малоизученных проблем в отношении положения национальных меньшинств, кроме явного уменьшения их численности. Например, с гагаузским языком, несмотря на официальные цифры, на практике ситуация куда более сложная – достаточно четкая и при этом патриархальная гагаузская идентичность во многом диктует ответ на вопрос что у человека, определяющего себя как гагауз, родным языком должен быть только гагаузский. Однако на практике родным гагаузским языком себя определяют все те, кто относительно способен на нем объясняться, а те, кто будучи гагаузом, своего этнического языка не знает вообще, (как правило это городские жители из смешенных семей), своим родным обычно указывают русский язык. Количество носителей этничности с количеством носителей родного языка стабильно коррелирует только у болгар, однако и здесь есть малоизвестная языковая проблема – «молдавский-болгарский» уже сформировался как отдаленный самостоятельный диалект болгарского языка, который очень сильно отличается от литературного стандарта, что создает проблемы для молдавских болгар, претендующих на образовательные программы Болгарии – им приходится отдельно учить современный литературный стандарт языка.
Наконец, при анализе этнического и языкового распределения современного молдавского общества существует проблема в области реалистического учета цыганского (ромского) населения. Согласно официальным данным 2014 года, в стране около 9000 человек относят себя к этой идентичности. Однако, эта цифра занижается скорее всего из-за политических мотивов, а реальный диапазон их численности по социально-демографическим косвенным оценкам – от 150 до 200 тысяч человек, что дает от 4,9 до 6,5% всего населения, и таким образом создает ещё одно весьма многочисленное, но полностью социально и политически депривированное меньшинство в Молдове. При этом, лингвистический срез статистики в этом случае мало что может прояснить, поскольку по целому ряду причин, молдавские цыгане-ромы используют самые разные диалектные формы языка романи, далеко не всегда они взаимопонимаемые, и чаще всего не учитываются в подобных общих исследованиях. При этом, положение народа в современных молдавских условиях, особенно сельских – отдельная проблема, которую молдавский политикум наоборот, старается не поднимать, не считая крайне правых, которые «выделяют» цыганам-ромам такое же малопривлекательное место в собственной политической картине мира, как и остальным нацменьшинствам.
В целом, представители этнокультурных организаций молдавских национальных меньшинств констатируют практически идентичные социально-политические проблемы – это отсутствие серьёзного представительства в государственных органах, жесткая языковая политика, направленная на создание фактически моноязычной среды не в моноэтническом обществе, а также поведение основной массы политических лидеров и части СМИ, выражающееся в претенциозном освещении сложных межэтнических вопросов и разыгрывании межэтнической карты с целью получения определенных электоральных дивидендов, как с правой, так и левой стороны политического поля.
В одном из своих выступлений, нынешний глава миссии Европейского Союза в Молдове, дипломат Петер Михалко заметил – «я очень часто слышу в Молдове слова о проблемах национальной идеи и национального государства. Но чаще всего эти без сомнения, очень важные вопросы я слышу в трактовке «ethnic» а не «citizenship». Выбор населения Республики Молдова является определяющим, поэтому именно соблюдение базовых прав и свобод любого человека, именно в категории «citizenship» и является тем путем, который приведет к последовательному развитию молдавского государства».
Фактически, как представляется, г-н Михалко достаточно коротко и при этом дипломатично выразил одну из фундаментальных проблем молдавского государства с момента его образования в 1991 году. Национальный вопрос, наряду с извечным вопросом геополитическим является одним из двух «любимых мозолей», на которых начинает профессионально топтаться огромное количество политиков, причем как правого, так порой и левого направления. В мутной политической воде легко ловить электоральную рыбу, но сколько ещё может продолжаться такое унизительное по отношению к абсолютному большинству населения (будь то молдаване, румыны, украинцы, русские, болгары и т.д.). У современной Молдовы количество проблем явно перевешивает количество успехов, но является ли пресловутый «национальный вопрос» чем-то большим, чем стандартным, типовым и проверенным временами и электоральными циклами способом отвлечь все то же большинство населения от реальных и куда как более болезненных проблем?